СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ
В раздумье шел я по людному проспекту. Мне было грустно. Прав был
старый Чепьювин - он сразу понял, что Нина меня не любит и никогда не
полюбит. В чем-то тут была и моя ошибка, но в чем - я не знал. И вот я
шагал по светлой улице, среди веселых и счастливых Людей, а сам был
невесел и не слишком-то счастлив.
В дальние края лететь мне уже не хотелось, и я решил провести свои
каникулы в работе и только переменить на время свое местопребывание. Зная,
что в Новосибирске есть большая библиотека, где много старинных книг, я
решил отправиться на лето туда. А по пути я заеду в Москву, там мне нужно
навести кое-какие библиографические справки в Центральной библиотеке имени
Ленина. Придя к этому решению, я вернулся домой, взял портфель и поехал на
подземный вокзал, чтобы сесть в пневмоснаряд. В то время этот вид
скоростного транспорта был в новинку, и я часто пользовался им.
- Есть свободные места? - спросил я у Дежурного.
- Есть одно, - ответил тот. - Отправка через четыре минуты. Садитесь в
коллективный скафандр.
Он открыл герметическую дверь, и я вошел в длинный круглый баллон из
очень толстой самосветящейся резины. Внутри были сиденья из того же
материала, на них уже сидели пассажиры, я был последним, пятидесятым.
- Скафандр-амортизатор подземно-баллистического вагона-снаряда
пассажирами укомплектован полностью! - сказал Сопровождающий в микрофон. -
Двери загерметизированы, ждем отправки. Заряжайте!
Наш скафандр начал слегка покачиваться. Это означало, что его вставляют
в полый металлический снаряд. Потом покачивание усилилось - это заливали
амортизационной жидкостью пространство между наружными стенками скафандра
и внутренними стенками металлического снаряда. Скафандр как бы плавал
внутри снаряда.
- Все готово! - послышался голос из репродуктора.
- Стреляйте нами! - скомандовал в микрофон Сопровождающий.
Я, как обычно, почувствовал легкий толчок, затем у меня захватило
дыхание от нарастающей скорости, Чувство было такое, будто я нахожусь в
сверхскоростном лифте, который движется не вертикально, а по горизонтали.
Затем в тело вошла приятная легкость, а вскоре я уже плавал в воздухе,
держась за поручень, как и остальные пассажиры. Баллистический подземный
вагон-снаряд летел по идеально гладкой трубе-тоннелю. Вскоре скорость
замедлилась, состояние невесомости прекратилось. Затем вагон-снаряд
остановился, двери открылись, и я поднялся лифтом на улицу Москвы и
направился в библиотеку. Там я просидел до вечера, делая нужные мне
выписки. Я сидел в тихом зале и работал, а в памяти моей нет-нет да и
всплывал недавний разговор с Ниной. Но я отгонял грустные мысли и с новым
упорством принимался за работу, зная, что труд мой нужен Человечеству.
Когда я вышел из библиотеки, уже стемнело, и от самосветящихся мостовых
исходил ровный, спокойный свет. Пора думать о ночлеге. К счастью, в мое
время это уже не было трудной проблемой для всех, приезжающих в знакомые и
незнакомые места. Гостиницы еще существовали, но пользовались ими главным
образом в курортных городах, в остальных же крупных и мелких населенных
пунктах они уже были непопулярны. Любой Человек мог войти в любой дом, и
всюду ему были рады и встречали как друга. Спрашивать гостя, откуда он,
кто он и зачем приехал в этот город, считалось невежливым. Гость, если
хотел, рассказывал о себе, а если не хотел - не рассказывал.
Мне понравился один небольшой дом на берегу Москвы-реки, и я вошел в
его подъезд и поднялся лифтом на двадцатый этаж - я люблю верхние этажи, в
них светлее. На лестничную площадку выходили двери четырех квартир, и я на
минуту задумался - в какую именно войти. Я любил эти мгновения, когда не
знаешь, какие именно Люди тебя встретят, кто они по специальности, но
знаешь: кто бы тебя ни встретил - ты будешь желанным гостем. В старину
такая ситуация называлась беспроигрышной лотереей. Впрочем, одна из
четырех дверей отпадала: на ней висел знак одиночества. Я открыл дверь
противоположной квартиры и прошел по коридору в комнату, откуда слышались
голоса. Войдя в эту комнату, я увидел, что группа Людей сидит перед
объемным телевизором.
- Здравствуйте! - сказал я. - Хочу быть вашим гостем.
- Мы вам рады! - откликнулось несколько голосов. От сидящих отделилась
молодая женщина и подошла ко мне.
- Я сегодня за хозяйку, - сказала она. - Идемте, я вам покажу свободную
комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверное, проголодались?
- А завтра мы вас поводим по Москве, - сказал кто-то из сидящих.
- Нет, по Москве меня водить не надо. Я ее хорошо знаю, я ведь
ленинградец, - ответил я и затем поведал о себе. Присутствующие тоже
сообщили мне свои имена и профессии.
В мое время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря все
подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным
книгам и журналам. Поэтому меня удивило, что вся квартира смотрит какой-то
довольно посредственный фильм, - увы, их хватает и в наше время. Я спросил
у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.
- Как, разве вы не знаете? - удивились все. - Ведь вам-то в первую
очередь надо знать новость - вы же только что из Ленинграда. Мы ждем
чрезвычайного сообщения.
- Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев.
Сделано какое-то важное открытие, - пояснили мне.
На экране телевизора тем временем ничего особенного не происходило. Шел
обычный фильм, который можно смотреть, но можно и не смотреть. Какой-то
молодой человек и девушка то ссорились, то мирились, то собирались вместе
лететь на Марс, то раздумывали.
- А что случилось у ваших соседей? - спросил я присутствующих. - Почему
у них на двери висит знак одиночества?
- У них большое несчастье. В их квартире жил молодой инженер-строитель.
Месяц назад он полетел в командировку на Венеру и там погиб. Обрушилось
какое-то сооружение. Вы же знаете, наши земные материалы плохо переносят
инопланетные условия.
Внезапно фильм прервался, и на экране телевизора возник Старший Диктор,
окруженный переводящими машинами. Диктор был взволнован.
- Внимание! Внимание! - сказал он. - Слушайте чрезвычайное сообщение.
Работают все земные и внеземные передающие системы.
Всемирный Ученый Совет обсудил теоретические выкладки, представленные
научной группой Андрея Светочева, а также проверил правильность формулы
Светочева. Возможность создания принципиально нового единого
универсального материала признана правильной и технически осуществимой.
Предоставляю слово Андрею Светочеву.
На экране появился Андрей. Вид у него был скорее встревоженный, чем
радостный. Глухим, невыразительным голосом начал излагать он сущность
своего открытия. Он часто запинался, не находил нужных слов, некоторые
повторял без всякой надобности - вообще, культура речи у него хромала. Я
вспомнил, что в школе отметки по устному разделу русского языка были
всегда ниже моих. Но сейчас он говорил совсем плохо - на тройку, если даже
не на двойку. Только когда он подходил к стоящей поодаль световой доске и
начинал чертить какие-то формулы и таблицы, голос его звучал увереннее,
выразительнее. (Сейчас эту речь Андрея знает наизусть каждый школьник, но
знает ее в подчищенном виде, без всяких пауз, запинок и повторений. На
меня же тогда, признаться, она не произвела сильного впечатления.) Андрей
употреблял слишком много научных и технических терминов, понять которые я
не мог. Сущность же его открытия, как вы все знаете, сводилась к тому, что
он теоретически доказал возможность создания единого универсального
материала из единого исходного сырья - воды.
Но вот Андрей умолк, экран погас, и в комнате на миг воцарилось
молчание. Затем все мои новые знакомые, не сговариваясь, встали в знак
высшего уважения. Пришлось встать и мне, хоть в глубине души я счел
излишним такое преувеличенное выражение чувств.
- Начинается новая техническая эра, - тихо сказал кто-то.
Мы вышли на балкон. С высоты двадцатого этажа видны были уходящие за
горизонт огни Москвы. Справа от нас виднелись башни Кремля, озаренные
особыми прожекторами солнечного свечения. Казалось - над Кремлем вечное
солнце, вечный полдень.
Когда я проснулся на следующий день в отведенной мне комнате, то сразу
почувствовал, что уже девять часов одиннадцать минут. Квартира была пуста,
все ее жители ушли на работу. Я умылся, съел приготовленный мне завтрак и
посмотрел утреннюю газету, которая почти целиком была посвящена Андрею и
его открытию. Затем я вышел на балкон.
Внизу, на набережной Москвы-реки, тек людской поток, и все в одном
направлении - к Красной площади. Этот поток не вмещался на тротуаре, он
захлестывал мостовую, и из-за этого не могли двигаться элмобили и
элтобусы.
"Странно, - подумал я. - Сегодня не Первое мая, и не Седьмое ноября, и
не День космонавтики. Неужели вся эта суматоха из-за Андрея?"
Я включил телевизор. Показывали Ленинград. "Стихийный митинг на
Дворцовой площади", - сказал Диктор, и я увидел на площади множество
людей. У всех были счастливые лица, будто невесть какое чудо случилось.
Группы Студентов несли довольно аляповатые, наспех сделанные плакаты.
"Давно пора!", "Даешь единый универсальный!", "Химики рады, физики -
тоже!" "Ура - Андрею!" - вот что было написано на этих плакатах. Толпа
вела себя совершенно недисциплинированно - она громко пела, гудела, шумела
на все лады. Я выключил Ленинград и включил Иркутск, но и там было то же
самое. На площади толпился народ, пестрели самодельные плакаты. На одном
было написано: "Металлы, камень, дерево, стекло" - все эти слова были
жирно зачеркнуты, а поверх начертано: "Единый универсальный". Затем я
включил Лондон, Париж, Берлин - там происходило то же самое, только
надписи на плакатах были на других языках.
"Эта всемирная суматоха не должна мешать моей работе, - подумал я. -
Каждый должен делать свое дело".
Вскоре я вышел из квартиры и через двадцать минут был на воздушном
вокзале.
Назад
Дальше
Весь текст целиком
|